— А потом вы убивали их себе на ужин.
— Нет, ну что ты. Это все равно, что проиграть. Смысл в том, чтоб они никогда не узнали, что ты вампир. Самые удачные знакомства длятся годами. Потом, правда, становится неинтересно, и ты просто пропадаешь из их поля зрения…
В какой–то момент к нам присоединился Анхен, и мы бродим втроем. Об услышанном мной разговоре (или о разговоре, который мне дали услышать) не было сказано ни слова. Гуляем мы долго, и в личных садах Сериэнты, и в тех, что она открыла для публики. Среди гуляющих много молодежи, но компании, в основном, однополые, либо юноши, либо девы, влюбленные пары встречаются крайне редко.
— Сюда приезжают мечтать о вампирах, — объясняет мне Анхен. — Кто ж повезет любимую девушку туда, где она может встретить Великого и позабыть о простом человеке?
— И часто вампиры прилетают сюда мечтать об ужине?
— Ну, некоторые — так просто ножками приходят, верно, бабушка?
— Да, внучек, да любимый. А некоторым, так лететь приходится, аж из самого Светлогорска, да еще девочек всяких для отвода глаз с собой притаскивать. Ты где гулял–то, милый? Съел ведь небось кого–нибудь, пока мы делом были заняты, а, внученька?
— Да, бабуля, еще и прикопал там, под кустиком.
— Ой, спасибо, внучек, удобрение мне будет.
— Вот мало того что сами вампиры, еще и шутки у вас…вампирские, — не выдержала я. — Слушайте, а вы точно бабушка и внук, или это тоже такая вампирская шутка?
— Нет, это правда, — подтвердила Сериэнта. — Шутка в том, что я его младше. И этот мерзкий родственничек не ленился напоминать мне о степени нашего родства, даже когда мне было два года!
— Ну, даже в два ты была очаровательнейшей бабушкой, — смеется Анхен, целуя ее в щеку.
— Ты представляешь, как я могла к нему относиться? — всплескивает руками Сэнта.
— А ему тогда сколько было?
— Внучку моему? Семьдесят четыре.
Мы незаметно доходим до розария. Вернее, это я, поддавшись их настроению, не сразу сообразила, что меня окружают розы. Вампирские розы. И сразу стало как–то все равно, чья там бабушка кому дедушка. Роз было много, и они цвели, цвели… Они стелились по земле и обвивали шпалеры, стояли скромными низкорослыми кустиками и гордо красовались огромными кустами. Изящно–стройные и расхристанно–карнавальные, с бутонами по пять лепестков и по пятьсот пятьдесят пять. Всех видов, форм и оттенков, они внезапно окружили меня, и мне стало казаться, что я задыхаюсь в их ароматах
— Я хочу уйти. Хочу выйти отсюда, здесь душно.
— Хорошо, — соглашается Анхен, — идем, я знаю, где тебе понравится.
Он уверенно ведет меня через сад, нигде не задерживаясь, пока через небольшую калитку мы не выходим к реке. Сериэнта отстала, вернее — просто не пошла с нами туда, где не росло ни одного цветка. Никогда не думала, что вид выжженной солнцем травы может так меня порадовать. Мы стояли на небольшом косогоре, легкий ветерок нес от реки прохладу.
— Давай спустимся, — потянула я к воде.
— Иди одна, я подожду, — Анхен садится на траву, а я спускаюсь к реке, сбрасываю босоножки и долго брожу по прохладной воде. Это успокаивает, вода всегда меня успокаивает. Значит, он хотел для меня защиты? Он действительно за меня волновался?.. Ну, не дали, чудес не бывает. Вот розу тут подарят легко, а защиту…Зато поясницу вылечили, уже счастье…И что там было про его жену? Он все–таки женился? И ведь не спросишь, сразу ж начнет свое «девочки женятся на мальчиках, а в мою личную жизнь не лезь».
Возвращаюсь к Анхену и сажусь рядом. Он обнимает меня и целует в висок.
— Устала? Скоро полетим домой, мне вечером надо быть за Бездной.
— Ты женился? — не выдерживаю я.
— Нет, — он удивленно на меня смотрит. — С чего ты это взяла?
— Инга говорила, что ты должен жениться, родить наследника, — рассказывать о подслушанном разговоре не хотелось.
— Ты общалась с Ингой? Что еще она тебе наговорила?
— Разное. Почему она руки себе порезала, и как ты ее ножом…едва не зарезал. А правда, что она видела Владыку?
— Правда. Надеюсь, тебе повезет больше, и ты его не увидишь.
— А он тебе, часом, не родственник?
— С чего ты взяла?
— Ну, не знаю, зачем ему тебя женить?
— Я б ответил, но это будет не политкорректно.
— Как?
— Как не следует говорить про Владыку.
Я смеюсь.
— Вот поэтому ты меня и спасаешь.
— Почему?
— Сам такой.
— Какой?
— Неполиткорректный.
— Ну, это очень вольное допущение, — он тоже смеется, и целует меня в губы. Сначала легко, а потом опрокидывает на траву, и целует уже всерьез, страстно, требовательно, глубоко проникая языком. В первый момент я еще ощущаю, как колют спину жесткие травинки, но почти сразу это становится неважно, все на свете становится неважно, кроме его настойчивых губ, его рук, скользнувших в вырез платья, пальцев, ласкающих мою грудь. Я не хочу и не могу сопротивляться его ласкам. Никогда не могла. И никогда не хотела. Я если и хотела кого в своей жизни, то только его. Его ласки обжигают, поцелуи сводят с ума. И когда он резко кусает меня за нижнюю губу, я и сама не могу понять, был ли вырвавшийся у меня вскрик данью боли или желания. Тяжесть его тела несет блаженство, пальцы скользят по внутренней стороне бедра, ласкают тонкую ткань трусиков…или уже не ткань…настойчивые такие пальцы…или уже не пальцы… Его губы скользят поцелуями к моему уху, спускаются на судорожно выгнутую шею…
Внезапно ледяная вода ударяет меня по лицу, хлестко, словно пощечина. Заливает глаза, рот, я захлебываюсь и пытаюсь прокашляться.
— С–с–сэнта! — злобно шипит Анхен, поднимая от меня голову и глядя на дорогую бабулю совершенно безумным взглядом. С его волос ручьями течет вода, полностью одетым (или, хотя бы, прилично полуодетым) его не назвать даже при очень богатом воображении. Он скатывается с меня в сторону, резким жестом оправляет мне подол платья, и начинает довольно неторопливо приводить в достойный вид свои джинсы, не сводя с Сериэнты злобного взгляда.
— Хотелось присоединиться — могла бы просто сказать, — неприязненно бросает он ей, застегивая, наконец, ширинку.
Она возвышается над нами в обнимку с ведром, из которого только что нас окатила.
— Спасибо, дорогой, у меня на сегодня другие планы.
— Какого дракоса ты встреваешь, когда не просят?!
— Потому что точно знаю, что потом будут просить! — она тоже срывается на повышенные тона. — Ты сейчас премиленько развлечешься, затем бросишь мне на руки полухладный труп и растаешь в голубой дали, а мне ее с того света вытаскивай?! Это ж только у тебя у нас дела, у других дел нет, кроме как проблемы твои решать! Хочешь развлекаться — имеешь право! У себя дома и без моей помощи!
